Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
Сам по себе клип вызывает у меня не просто кучу вопросов, а лютый фейспалм, но, черт побери, оператор - бог (хоть монтажник и пытался это похерить), а эстетика - огонь. И просто очень красивая Наташа. Все, что надо знать о моей любви к синим волосам. Впрочем, как раз после пары клипов я поняла, что мне её лучше не видеть. Вообще. Потому что весь образ, каким бы красивым, замечательным и удачным он не был, вызывает у меня стойкое отторжение. Кажется, я начинаю понимать Земфиру. Потому что нафиг видеть исполнителя и что-то там про него знать, если он хороший исполнитель. А вот это вот все - в баню, пожалуйста. Не поделиться красивым я, правда, все равно не могу.
А песня умудрилась стать одной из самых любимых буквально за день.
Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
В «Такие Дела» вышла статья «Розовые паруса», посвященная двум совершенно потрясающим женщинам, которые не побоялись не только проблем с семьей и нерешительности, но даже стихии и возможных проблем с законом. В момент, когда ситуация накалилась до предела, и никаких выходов больше не осталось, они купили яхту и отправились в путешествие, перевернувшее всю их жизнь. Десять лет штормов, бурь, непокорного моря, невозможности уйти и побыть в одиночестве — невероятная закалка и проверка на прочность. И они с достоинством её прошли, навсегда полюбив друг друга и море. Несмотря на прошедшее время, ситуация все ещё очень острая, очень неустойчивая, но им есть, за что бороться. И у меня нет никаких слов, чтобы описать, насколько я потрясена на самом деле. Просто прочитайте. А на официальном сайте можно оставить пожелания и отзывы для них.
Я не говорю, что бросить все и сбежать — идеальный выход. Выход у каждого свой, и это правильно. Кто-то будет бороться с системой, кто-то наплюет на систему и попытается найти другую, либо откажется от системы вовсе. Но дело не в этом. Дело в той уверенности, которая сворачивает любые горы. И я не устану восхищаться людьми, которые сделали выбор и справились с его последствиями.
Постоянство — это про отношения, это про доверие, это про честность. А она не помнит уже, когда в её жизни такое было.
Но Лина тянется к постоянству. Тянется к понятному, тянется к простому. Ей архиважно не только казаться собой, это у неё получается отменно, нет, ей хочется наконец-то найти себя. Выкопать, выцарапать из чужих рук, достать с неба. Себя. Ту единственную, потерять кого нельзя от слова «совсем». Ту, которую уже потеряла.
— Тихо-тихо, — почти ласково говорит Рэй, прижимая к её костяшкам смоченный в антисептике ватный диск. И дует, протерев. Вместо ровного слоя кожи в мелкую сеточку — быстро заветривающиеся ссадины. Вместо рычащего воя — сдавленные всхлипывания.
— Дерьмо случается, — говорит Рэй, выкидывает перчатки и осторожно накладывает плотную повязку бинта. Умело, но как будто нежно. Словно делает это чаще, чем раз в полторы жизни. Словно у него есть маленькая дочь, из которой не принцесса, но боец, и каждый её шаг, больной, обидный, заканчивается вот такими перевязками.
Если у маленькой девочки получается не сдаваться и жить дальше, то чем Лина хуже?
Рэй не умеет успокаивать словами, но Рэй — стена, за которой можно спрятаться от любых невзгод.
Рэй говорит:
— Давай сюда, — и притягивает своими ручищами в медвежье объятие. — Ты молодец, уже выжила, справилась, не дала себя в обиду. Молодец. — Крепко держит её, тощую, длинную, угловатую, линию изогнутую, а не человека, обхватывает своими невозможными руками. Укачивает, похоже, по привычке.
Рэй целует в макушку по-отечески:
— Я тебя вытащу отсюда, а там придумаем что-нибудь.
Рэй держит её всю и весь её мир громадными ладонями.
Тугая пружина внутри, наконец, ослабевает.
— Иди к Ави, — говорит Рэй.
Отталкивает словами, отстраняется. Даже не смотрит.
— Я останусь, если тебе нужна помощь.
— Уходи, я серьезно.
Он сутулится сильнее обычного и, кажется, прихрамывает.
— Если назревают серьезные проблемы, то я справлюсь, правда, — начинает Лина, и Рэй вскидывается.
— Если назревают серьезные проблемы, то я в первую очередь любой ценой уберу тебя со встречной полосы.
— И останешься на ней сам.
Они не кричат, но воздух между можно намазывать вместо арахисового масла и подавать сэндвичи хоть сейчас.
Лицо Лины искажено тревогой, но то, что происходит с извечно равнодушным Рэем пугает много больше. Он совершенно равнодушен, когда выбивает из людей последнее дерьмо, он абсолютно спокойно убивает, он не сомневается ни секунды, когда сворачивает кому-то шею. Он даже трахается так, что кажется, — книжку читает. Драйзера или Толстого — мутное, безынтересное и обыденное дело.
Так он смотрит, пожалуй, только на собственную дочь.
Лина отступает и смиренно вздыхает. Ей не управиться ни с этим бешенством, ни с этой заботой. В её собственной жизни Рэй всегда сильнее, авторитетнее и смелее. Если решение касается их двоих, то принимает его Рэй.
Рэй — стена, которая всегда укроет Лину ото всех бед.
Наоборот быть попросту не должно, как бы ей ни хотелось быть рядом. Это сломает его веру в себя.
Поэтому она отступает в своем желании и подходит ближе, осторожно касается его плеча.
Вообще-то, Лина даже близко не фанат прикосновений, она их скорее игнорирует всеми силами, но сейчас это максимум поддержки, которую Рэй еще в состоянии принять.
Дела очень плохи.
Рэй устало опирается о стол, но не предпринимает никаких попыток к освобождению. И Лина решается, пожалуй, впервые по-настоящему заставляя себя сделать что-то очень важное.
Она обнимает Рэя за плечи.
Выходит неловко: он на добрых семь дюймов выше и как минимум вдвое шире. Но он не отталкивает и, кажется, даже устало выдыхает.
— Если со мной что-то случится, Ави позаботится о тебе.
Он ставит жирную точку под всеми её попытками быть сильной и самостоятельной. И Лине не хочется с этим спорить. Она и без того абсолютно самостоятельна во всем, что не касается Рэя. Она справилась даже с собственным гневом. Но самым главным оказалось понять, что он не видит в ней ту жалкую истеричку, попавшую по собственной же вине в серьезные неприятности, он видит в ней человека, забота о котором — одна из опорных точек его мироздания. Совсем не сложно ему подыграть.
— Береги себя, — просит Лина и гладит Рэя по щеке на прощание.
Она едва сдерживает ломающийся от осознания голос. Это может быть их последней встречей. Никто не бессмертен. Даже Рэй Донован.
Рэй оборачивается к ней и неловко сгребает в объятия.
Даже в самое тяжелое для себя время, он все равно забирает львиную долю её боли на себя.
— Я постараюсь, — шепчет он ей в висок и бережно заставляет отстраниться.
И как бы тяжело ей ни было уходить сейчас, Лина знает, что вернется.
Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
Можно просто из окна? Адам, за что?
Adam Lambert – There I Said It
You say you want the truth but you can't take it So I give you lies, I give you lies You say you want the best but you destroy it So I keep it inside, I keep it inside
I tell you something, it's a double edged sword you're given And I can't see the truth in living, when we hide behind our wall of fear And you don't see it, it's a twisted dream you believe in And what's the use in pretending Let's make the smoking and mirrors disappear
So there I said is, no I won't apologize to you anymore 'cause I'm a grown ass man and I won't live again And I sick and tired of living in your shadows So there I said is, no I won't apologize to you anymore 'cause I'm a grown ass man and I don't understand Why I should be living in the shadows So there I said it
You wanna hear my voice, my mind, my demons But not too much or you'll give up
I tell you something, it's a double edged sword you're given And I can't see the truth in living, when we hide behind our wall of fear And you don't see it, it's a twisted dream you believe in And what's the use in pretending Let's make the smoking mirrors disappear
So there I said is, no I won't apologize to you anymore 'cause I'm a grown ass man and I won't live again And I sick and tired of living in your shadows So there I said is, no I won't apologize to you anymore 'cause I'm a grown ass man and I don't understand Why I should be living in the shadows So there I said it
Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
Дочитала "Отдай мое сердце", и меня словно в одеялко завернули и ласково-ласково поцеловали в лоб, чтобы не болело, и все прошло. Вот очень люблю за это Фрая. После каждой книги - так
Еще раз спасибо за возможность все это пережить именно с бумажной книгой в руках
Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
Всегда.
Reamonn – Supergirl
You can tell by the way, she walks that she's my girl You can tell by the way, she talks that she rules the world. You can see in her eyes that no one is her chain. She's my girl, my supergirl.
And then she'd say, it's Ok, I got lost on the way but I'm a supergirl, and supergirls don't cry. And then she'd say, it's alright, I got home late last night, but I'm a supergirl, and supergirls just fly.
And then she'd say that nothing can go wrong. When you're in love, what can go wrong? And then she'd laugh the nightime into day pushing her fear further long.
And then she'd say, it's Ok, I got lost on the way but I'm a supergirl, and supergirls don't cry. And then she'd say, it's alright, I got home, late last night but I'm a supergirl, and supergirls just fly.
And then she'd shout down the line tell me she's got no more time 'cause she's a supergirl, and supergirls don't hide.
And then she'd scream in my face, tell me that leave, leave this place 'cause she's a supergirl, and supergirls just fly
Yes, she's a supergirl, a supergirl, she's sewing seeds, she's burning trees She's sewing seeds, she's burning trees, yes, she's a supergirl, a supergirl, a supergirl, my supergirl.
Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
Автор:little.shiver Название: Наотмашь Фандом: РПС (Диана Арбенина х Светлана Сурганова) Пейринг: Диана Арбенина/Светлана Сурганова Категория: фем Жанр: драма Рейтинг: G Размер: драббл Примечание: кусочек истории, который я очень долго и давно пыталась понять, и вот, наконец. Посвящение: ты когда-то просила написать что-то, что я могла бы посвятить тебе лично. Кто же знал.
И смерти нет, есть просто новый отсчет. И неуместный смех и странно пить чай...
А я, люблю наотмашь! Вот, что происходит. Люблю наотмашь — другое не подходит. Люблю наотмашь! Вот, что происходит во мне. (с) Ночные Снайперы — Наотмашь
Тишина звенит и разбивается о чужие голоса. Ресторан заполняется людьми, и это напоминает о том, что мир вокруг не замер ради особенности момента.
У них нет времени на эти бесконечные разговоры, на недомолвки, на выяснение отношений. Если люди выясняют отношения, значит, никаких отношений уже и нет. Вот она — единственная правда. Нечего выяснять. Нечего ждать и не на что надеяться.
— У меня нет сил с тобой сейчас ругаться. Да и вообще их нет, если на то пошло, — выдыхает Диана, смахивая пальцем пепел и слегка опуская голову. Она отчаянно храбрится, прилагает все усилия, чтобы выглядеть спокойной и собранной, и от собственной фальши буквально тошнит.
Света молчит, и Диана подается чуть вперед, увереннее, чем на самом деле, продолжая:
— Я хочу одного, ты — другого. И я не для того отвоевывала свободу у матери, чтобы сейчас погрязнуть в несбывшихся мечтах рядом с тобой. Я хочу так — наизнос, навынос, до потери пульса. Мне не нужна гаражная романтика для толпы малолеток. Я хочу так — честно, открыто, без привязки к кому-то конкретному. Мне не нужна любовь до гроба, мне нужен рядом уверенный в себе человек, на которого я могу опереться. Я не вытяну все сама. И уж тем более не вытяну нас двоих.
Она пытается подбирать слова, но главное слетает с губ, отражаясь осознанием: «Вот оно». Она до последнего не знала, почему вся эта затея казалась такой правильной, и вот. Пришедшая в голову мысль только крепче убедила в собственной правоте и добавила такой недостающей сейчас уверенности.
— Если мы хотим чего-то добиться, то пора сворачивать этот балаган.
«Балаган» — вот как она называет последние восемь лет своей жизни. «Балаган» — вот как она называет отношения, в которых казалось — все идеально, в которых, казалось, — полное взаимопонимание. В которых не нужно говорить, чтобы тебя услышали.
Когда они перестали слышать друг друга?
Когда закончилась химия?
Когда они пошли наизнос и протерли дыры в самих себе, оставив едва ли десятую былого чувства и доверия?
— Почему ты не хочешь попытаться все наладить? — Света говорит тихо, голос у неё тонкий и тихий.
У Дианы в груди скручивается комок ненависти к себе. Она знала, что будет тяжело, но как объяснишь, что так — лучше. Что по-другому просто нельзя? Что она умеет любить только целиком и полностью. И она не разорвется на семью и работу. Что нельзя всегда подстраиваться. Что для неё все это н е в ы н о с и м о.
— Почему ты отказываешься дать нам шанс? — Света всхлипывает и стыдливо прикрывает лицо рукой, утыкаясь в раскрытую ладонь и мелко подрагивая плечами. Вторая её рука лежит на столе, и пальцы сжимаются в кулак, по тыльной стороне ладони проступают вены.
Диана радуется, что вытащила её говорить именно сюда. В любом другом, более уединенном месте, они бы просто разругались. И после Диана успокаивала бы Свету. И жалела бы. И задыхалась бы дальше — до следующей вспышки. И ничего бы не сдвинулось с мертвой точки.
Н е в ы н о с и м о.
Видеть её слезы, непонимание, видеть её сломленный взгляд и мельком, краем сознания ловить вспышки воспоминаний — вот Светка после операции, вот она уже дома, ослабшая телом, но такая чудовищно сильная духом. Вот только сердце уже не замирает, когда они вместе поют. Сердце не замирает, когда Света склоняется и целует её в плечо. Порой даже хочется отмахнуться.
Врать еще хуже.
— Потому что я тебя больше не люблю, — Диана произносит это впервые не про себя. И осознает искренность сказанного в полной мере. Но застывший в глазах Светы ужас и исказившая лицо гримаса боли заставляют договорить. — Вернее, люблю, но уже не так.
Диана вздыхает в ответ на непонимающий взгляд. Отводит глаза, разглядывает край плотной скатерти. Восемь лет назад они ели кукурузу из ларька на последние деньги и целовались на крыше. И Диана была влюблена так, как никогда раньше и никогда позже.
Она никогда не верила, что это пройдет. Что страшная фраза «Лодка семейного счастья разбилась о быт» когда-нибудь станет про них. Что ей в самом деле придется выбирать между работой и Светой.
Но она так устала прогибаться.
Вздыхая и не удерживаясь от того, чтобы потереть лицо руками, Диана просит у официанта еще воды, выпивает весь стакан залпом и смотрит Свете в лицо. Почти яростно, готовясь отражать удар до последнего.
Проблема в том, что она все еще любит. Не так ярко, не так сильно, как раньше, но любит. И какая-то её часть все еще хочет все отменить и попытаться. А другая подсказывает: это не поможет.
Проблемы между ними возникли не вчера, чтобы сетовать об отсутствии времени на попытки что-то исправить. Диана пыталась исправить что-то каждый чертов раз. И билась о глухую стенку непонимания, недоверия, уступая мудрости, опыту, правильности Светы.
И чуть не потеряла себя.
— Я не хочу быть твоей, — говорит она четко. Чуть громче, чем следовало бы, но какая теперь разница. — Я хочу найти себя, свою музыку, своих музыкантов. Я хочу гореть на работе и не думать о том, что ты будешь волноваться. Я хочу свободы.
— Но разве я тебя неволю? Почему тогда ты не отказалась от меня тогда, во время болезни?
— Ты шутишь? — Диана скептически изгибает бровь и качает головой.
— Но я ведь не нужна тебе, зачем тогда это все было? Зачем ты говорила, что любишь? — голос Светы срывается на яростное шипение, но дыхание перехватывает от подступивших слез.
— Ты... Нужна мне, но не в качестве партнера. Не как исполнитель, не как девушка. Мы слишком давно вместе, чтобы я могла вот так запросто все забыть. Но я не люблю тебя до дрожи. Я не могу так. Это нечестно по отношению к тебе, ко мне, к музыке. Я устала врать, что все хорошо. И у меня нет сил справляться с этим как-то еще. Я хочу побыть сама по себе. И не хочу никаких перерывов. Я хочу быть только собой, не вплавляясь в кого-то ещё. Я не хочу растворяться в тебе. И не буду глушить свои амбиции. Я хочу рок-н-ролла, а не особняк с павлинами.
— А обо мне ты не думаешь? — Света усмехается едко и как-то совсем безжизненно. На её лице отвращение и злоба переменяются со старательно скрываемой болью. Диане больно думать о том, что вот сейчас она, похоже, разрывает все пока еще связывавшие их нити.
Она не простит.
— Нам не о чем больше говорить. Снайперы — отдельно, ты — отдельно. И никаких больше «нас».
Диана не выдерживает и поднимается. Кидает на стол пятисотку, хотя они не заказывали ничего, кроме воды. Запахивается в куртку и поправляет шарф. Закидывает гитару на плечо.
— Документы тебе отправит Лариса. А у меня нет ни сил ни желания продолжать этот разговор. Ты большая девочка, Свет. Соберешься — сможешь все, что угодно. А я устала постоянно вытягивать тебя из болота и продираться через бесконечные опасения и трудности.
— Я не смогу без тебя, — едва слышно усмехается Света в сторону.
Диана разрывается от желания отбросить все и упасть перед ней на колени, схватить за руки и молить о прощении, извиняться за каждый пропущенный удар сердца, за каждую слезу, каждый пережитый в тревоге вечер, за каждую ошибку. И целовать пальцы, и обещать, что они справятся, лишь бы вместе.
Потому что, где-то в глубине души и, скорее всего, уже по привычке, она Свету любит.
Но они не справятся.
— Все без всех могут, — бросает Диана через плечо.
Хьюстон, у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь.
Помню этот день пять лет назад.
Каминг-аут перед всей семьей. Со всеми родственниками. И тонна дерьма, которым меня облили от и до.
С тех пор начались регулярные разговоры про "убирайся из дома", постоянные намеки, что я просто озабоченная на всю голову, упреки в том, что я ничерта не учусь, постоянное "я в тебе разочарована" и "ты дурочка просто еще", которые, впрочем, едва ли закончились сейчас. Но тогда я не умела держать удар, надеялась на понимание семьи, надеялась, если честно, хоть на какую-то поддержку.
Ничего из этого я так и не получила. Закрылась от семьи и отгородилась настолько, насколько только могла. А когда через год с небольшим наш конфликт достиг пика - собрала вещи и, боясь всего на свете, в минус тридцать села в такси и уехала к Маше на работу, а потом и в квартиру её сестры.
Каминг-аут окончательно разрушил все мои отношения с семьей, поставил под удар все мое будущее, и часть последствий я не то что разгребаю, а до сих пор переживаю в полной мере. Это был один из худших дней в моей жизни.
Но без этого дня я никогда не стала бы собой. Не отсеяла бы из своей жизни людей, способных возненавидеть меня за то, на что повлиять не может даже природа. Не стала бы сильнее, не научилась бы защищаться.
Я понимала, что неравнодушна к девушкам, с пяти лет, я начала это осознавать в тринадцать и окончательно убедилась к пятнадцати.
И это никогда не давалось легко, но сделало из маленькой запуганной депрессивной девочки человека, с которым не стыдно иметь дело. Мне самой - в первую очередь.
Осознание никогда не было для меня проблемой. Теперь не проблема и отношение людей ко мне.
И это - то, что дали мне прошедшие пять лет.
С днем каминг-аута.
С днем, когда любой из нас может взять себя за настоящие или метафорические яйца, окрепнуть голосом и сказать: "Я существую, несмотря ни на что".
Или хотя бы признаться в этом самому себе.
Просто не будет никогда. Но честность - неплохая основа для всего.