понедельник, 07 ноября 2016
И последнее "Потому что нельзя было не" с ФБ. В этом тексте мне нравится все, особенно то, что меня в нем совершенно нет. Тот самый редкий случай, когда автор книги просто написал продолжение в твоей голове, и все оказалось абсолютно правильно, только печатники что-то напутали в самом издании. Порадовало, что удалось более-менее попасть в авторскую стилистику (по словам комментаторов) да и вообще не ударить в грязь лицом в такой команде.
Название: Книга перемены мест слагаемых
Автор: little.shiverБета: ХельгринФандом: Макс Фрай "Сказки старого Вильнюса"
Размер: мини, 1010 слов
Пейринг/Персонажи: Фабиан Файх/Анджей
Категория: слэш
Жанр: мистика, ангст
Рейтинг: G-PG-13
Краткое содержание: другой вариант окончания рассказа "Улица Лабдарю. Разговор по-немецки" из сборника "Сказки старого Вильнюса", Том 3
Примечание/Предупреждения: эмоции, первая работа в фандоме, эксперимент ради эксперимента; было написано от невозможности не написать, уж слишком чтение этого рассказа задело за живое
ЧитатьНо теперь игра окончена,
старые правила не в счет —
для всех, кроме меня.
Макс Фрай
из рассказа «Улица Лабдарю. Разговор по-немецки»,
«Сказки старого Вильнюса», Том 3
Проводив гостей, достал бутылку вина, разлил по бокалам и принялся напряженно ждать своего немца.
Думал: «Да и на кой мы все, такие счастливые теперь, распрекрасные, сдались этому врачевателю судеб?"
Думал: «Не придет и будет прав, между прочим. Как это — два немца в одной реальности?"
Думал: «Не появляйся на собственном пороге, чертов Фабиан Файх, врачеватель, писатель, сказочник и вор. Разумеется, вор, а кем ещё надо быть, чтобы украсть сердце того, кто и живет-то, чтобы не умирать!
Оценил талант, раскрыл все карты сходу, признался, что он — моя Смерть, а после — бросил. Или даже бросился. Теперь уж и не верил, что немец вернется из пугающей его самого реки Времени, куда так ловко прыгнул с замшелым пальтишком старой Греты Францевны.
Грыз локти эти почти две недели, ведь ясно же как день: человек, узнавший, что он навредит чьей-то жизни, просто отважно решился на самоубийство и вон как красиво все обставил. И его, дурака, тоже обставил, хотя, небось, на мосту коленки тряслись и руки были влажные от невыразимого страха встречи с небытием. Но, конечно же, бросился так отчаянно, словно мысль об убийстве другого человека претила, словно не было в глазах всепоглощающего огня и обещания, словно не шептал страстно и шумно в самое ухо, будоража воображение: «Я тебя убью».
Словно по-настоящему предал.
***
Чушь, конечно. Хотя обижался взаправду.
Пил безвкусное вино и отламывал кусочки от заранее нарезанного на закуску сыра. Не особенно верил, что удача окажется на его стороне, поэтому загодя пообещал мировому равновесию на случай невозвращения Файха быть ему временной заменой. Не разбирался в инженерии от слова «совсем», но поклялся даже найти пресловутый файховский офис и выйти к ним на работу; в конце концов, никогда не чурался нового опыта. Слова «если не в е р н е т с я» боялся произносить даже мысленно.
Не хотел верить в предначертанность судьбы и любые другие глупости, которые гарантированно разлучили бы его с новообретенным альтер-эго, поэтому пил вино и покорно ждал непунктуального, вопреки всем обещаниям, друга.
***
После полуночи проснулся от несильного толчка в плечо. Вообще-то, всегда спал как убитый, даже в школу из-за этого иногда не ходил, а после института и вовсе уперся всеми силами и искал только такую работу, которая не обязывала бы его подниматься в несусветную рань и тащиться к черту на рога. По правде, думал, что берег окружающих таким образом. Но сейчас проснулся как миленький и во все глаза уставился на стоящего перед ним немца в ужасающе-розовых шортах.
Спросонья был настолько оглушен самим существованием Файха и так огорошен его возвращением, что брякнул, не задумываясь и даже почти со зла:
— Сдернул бы с тебя эту гадость вот прямо сейчас, так хочу — сил нет.
Потер залитые жидким свинцом веки и только тогда понял, какую глупость сказал. Немец, впрочем, оставил двусмысленные намеки без внимания, спросил:
— Значит, вечер удался? Все остались счастливы? Как прошло?
Так поразился игнорированию обидной несостыковки, что почти выплюнул:
— Никак.
Вспомнил, что на самом деле он взрослый и здравомыслящий человек и может перешагнуть через свою обиду. Добавил:
— Все были довольны, с ролью хозяйки твоего дома я справился прекрасно, накормил и напоил всех, отправил по домам и даже не повел бровью, когда они спросили, куда же я подевался. Оцени мою смелость и твердость духа: заверил их, что Анджей просто не сумел приехать, ничего страшного с ним, то есть мной, не приключилось, — всего лишь работа, будь она неладна, не позволила повидаться на прощание. Сыграл тебя блестяще, ты и сам лучше бы не сумел, вот только я предпочел бы знать об этом заранее, а то поначалу чуть не рехнулся. Потом привык, разумеется, а когда все ушли просто не стал заглядывать в зеркало.
Посмотрел внимательно, но немца, естественно, не проняло.
— Но ты остался здесь.
Файх даже не спрашивал — констатировал очевидный факт, но не ответить Анджей почему-то не смог.
— Получается, так.
Утонули в тишине и молчании. Файх каким-то образом умудрился устроиться на боковинке кресла и болтал ногами так, словно вокруг его бесконечных лап там внизу не было вообще ничего. Абсолютная пустота, почище черной дыры.
— Ты ведь вернулся, чтобы меня убить?
Зачем-то спросил и тут же пожалел о содеянном, потому что бояться про себя — это нормально, все так делают, но крепко сцепляют зубы и дерутся дальше, а вот сознаться в собственной слабости — это уже полная капитуляция, почти смертный грех. Одно что две недели не жил, а доживал, старался насытится состоянием «быть», но так и не смог, конечно.
Теперь понял, в чем была роковая ошибка.
— Вообще-то, да. Изначально все именно так и предполагалось, — ответил Файх.
И умолк. На веки вечные. Секунд на пятнадцать, если быть точным.
Сказал:
— Ты ведь давно уже вспомнил меня.
Сказал:
— И давно уже не боишься смерти.
И ответил сам себе же:
— Да, и боялся-то только по глупости.
Кивнул для пущей убедительности, но все равно сидел с таким растерянным выражением лица, словно конфету у ребенка отобрал: вроде, что тут такого, но как же я посмел?
— Мне одно только не понятно: как ты умудрился за месяц, какой-то глупый и несуразный, наполненный чудесами и невозможным под самую завязку август обрести свой Смысл?
И посмотрел в глаза все с тем же плещущимся из них удивлением.
Анджею показалось — утонет, но все равно взял себя в руки и сумел сформулировать ответ, достойный сумасшедшего:
— Я его никогда и не искал, просто когда ты вернулся, понял, чего мне не хватало на протяжении последних двух недель.
Файх пристально на него посмотрел и разразился хохотом, откинувшись назад от избытка чувств, и удачно угодил прямо Анджею на колени, хотя, теоретически, мог бы удариться головой о край стоящего сзади стола. Для профилактики.
Сказал:
— Искал тебя всю жизнь.
И снова рассмеялся: от счастья ли, или от переполнившей его винной легкости — не понятно, да и не важно.
— Невообразимое множество бестолковых чудес сотворил, но, все боги мира, смыслом ещё ничьим не был. Восхитительный опыт, скажу я тебе!
Анджей фыркнул, но с коленей не согнал, даже наоборот — подхватил и пересадил поудобнее, да ещё и вручил зачем-то заранее наполненный бокал.
— Вот и попробуешь. Лет сто им побудешь, а дальше разберемся.
Коснулся своим бокалом осторожно, не желая испачкать руки в кислом забродившем винограде. Подумав, добавил:
— Но кое с чем нам придется разобраться сразу, если не возражаешь.
Кивнул чуть вперед. Файх даже не сразу понял, о чем, собственно, речь, а как сообразил — снова рассмеялся.
— Не понимаю, чего ты на них так взъелся, но так и быть, сниму я эти прекрасные шорты.
@темы:
#adore me,
#опиум для никого